Смерть Ельцина и его похороны обнажили человеческую подкладку в его отношениях с Россией. Это ведь были полноценные личные отношения: счастье и драма, любовь и разочарование… Он был русский — в его случае это действительно многое объясняет. Голсуорси тут нечего делать. Это был персонаж Островского и Лескова: крупный, неподдельный, выламывающийся из рамок, неподвластный простым описаниям. В нем, по Бабелю, квартировала совесть. Хотя, может быть, и не была ответственным квартиросъемщиком… Но когда он извинялся, уходя, он делал это искренне, и в последние годы, по многим свидетельствам, тяжело переживал происходящее в России, с несомненностью чувствуя вину за многое. Он совершал тяжелые ошибки, последнюю из которых исправлять нам. Но он попросил у нас прощения — простим ему! Тем более, есть за что.
Первые «демократические» годы Ельцина — легендарные годы! Девяносто процентов поддержки в Москве! Это побеждал не он — побеждало новое время. Страна, разбуженная Горбачевым, распрямлялась и начинала дышать полной грудью… И лучшие дни и часы Ельцина — дни и часы, когда он дышал в такт с Россией. У него хватало характера, чтобы держать удары, свалившие бы с ног любого. Но он не был бы русским, если бы не был способен на саморазрушение. И он никогда не стал бы первым секретарем Свердловского обкома КПСС, если бы не умел перешагивать через людей. |
|