Публицистика
Скинемся на Бибера?
02.09.2013 "The New Times"
Честные откаты, заговор вивальдистов и другие сценки из столичной жизни
В прогулки по московским улицам надобно пускаться с записной книжкой — какой-нибудь сюжет или портрет зацепишь почти наверняка! Но такой плотности, как в этот августовский день, раньше у меня не случалось. Видать, Родина постаралась разом компенсировать мне месячное отсутствие…
Остап мечтал о Рио-де-Жанейро — человек на хорошей иномарке, подвозивший меня до центра, вздохнул о доме в Майами.
У его приятеля между тем пара домов в тех краях уже имеется.
— И кто ваш приятель? — спрашиваю. Вдруг, думаю, Пехтин.
Нет, не Пехтин. Бизнесмен. Строительный бизнес. Государственный сектор, разумеется. В самое сладкое прорвался чувак: аэропорты, вокзалы… Сочи…
Ну, понятно, говорю.
— Не, — говорит водила, — он честный человек!
— Как это? — спрашиваю.
— А он говорит: я им сказал — откат 12% и ни рубля больше!
— И что они?
— Они говорят: нормально, мы остальное в другом месте доберем!
Как они все «добирают», если кто не в курсе… По-разному добирают. Например.
Эти переговоры я услышал через пару часов после описания «честного» строительного бизнеса в госсекторе. Я не подслушивал, клянусь, — я не знал, куда деться от этого голоса! Баритон, сидевший в кафе в метре позади меня, говорил в телефонную трубку, не стесняя себя уровнем звука.
— Слушай внимательно, — говорил баритон. — Появилась новая прокладка.
Я немного удивился интересу баритона к прокладкам, но быстро понял, что разговор не про «тампакс».
— Прокладку зовут Сидоров Иван Иваныч, — говорил баритон. (Фамилия, разумеется, прозвучала другая.) — Что-чего — не знаю. Мне сказали, решать надо с ним. По цифрам, ну. Слушай, надо вступить с ним в переписку. Пускай зафиксируют, ну. Либо они крутят, и пошли они на хер…
Вместе со мной разговор о невесть откуда взявшейся «прокладке», с которой надо говорить по цифрам, слушали еще с полдюжины посетителей кафе и официанты.
Мысль о том, что мы присутствуем при громком отчете о ходе коррупционной сделки, пришла в голову, кажется, мне одному. Совершенно нормальный был разговор, в голос, как про футбол.
— Бог все видит!
Автор этого заявления, бабушка-бомжиха, сидела в Брюсовом переулке, на тротуаре напротив церкви, возле кучи грязного тряпья. Что именно Бог видит в настоящий момент, бабушка описала так:
— Путин все разворовал, вредительством занимается!
Я начал искать на ней белую ленточку, но вотще. На бомжихе имелась майка «Сталин — наш рулевой!» с соответствующей радостной усатой физиономией во всю грудь и живот.
Физиономия Отца, который легко обошелся без сына и святого духа…
Господи, твоя воля, если Ты не в курсе.
— О! Виктор Анатольевич!
Вальяжный брюнет, годящийся мне в дети, протягивает руку. Пожимаю.
— Даже по отчеству… — говорю, польщенный.
— Так мы с вами знакомы, — говорит брюнет. — Я —…
И называет имя довольно популярного негодяя, звезды интернета. Так вот ты какой, северный олень!
Насчет «знакомы» негодяй, конечно, погорячился — он нахамил мне пару раз в фейсбуке, вот и весь повод для мемуаров…
Идем тем не менее рядышком по аллее Патриаршего пруда — не убегать же мне от него! Кажется, негодяйство еще не передается воздушно-капельным путем?
Настроение, однако, подпорчено.
— Хорошая погодка, — светски говорит негодяй.
— Погодка-то хорошая, — отвечаю, — да плохая привычка пожимать руку всякому, кто ее протянет.
А я, надо заметить, регулярно прыгаю на эти грабли. То экс-спикеру Селезневу руку по малодушию подам (чистый Бузыкин из «Осеннего марафона»), то бывшего приморского начальника Наздратенко на улице не опознаю и тоже поручкаюсь сдуру.
— Не беспокойтесь, — успокаивает меня негодяй, доверенное лицо другого негодяя. — Это не войдет в привычку. Главное, — уточняет он уже совсем сладким голосом, — не ходите в те рестораны, куда хожу я. А то мало ли что…
И с этими словами заходит в понтовейший кабак, стоящий на пруду. Ну, где нам, дуракам, чай пить…
На рекламном щите было написано: «Беги во имя жизни», — и я остановился, озадаченный. А вам разве не кажется, что название этого благотворительного марафона (в контексте третьего путинского срока и новых манер старого бугра) звучит довольно двусмысленно?
Только что я вернулся из Америки — из «русской» Америки, в частности: концерты, лекции… И не в первый раз констатировал омоложение эмигрантского состава.
На Брайтоне, в былые годы анекдотически провинциальном и сугубо «пенсионерском», в зале в большом количестве обнаружились образованные молодые люди… В Калгари, нефтяной канадской глубинке, в партере был отменно представлен «губкинский» институт…
Об этом мы и говорили за чашечкой кофе с гостем столицы, человеком лет сорока пяти. Он узнал меня и спросил: когда к нам в Торонто? Потом рассказал: недавно туда приезжал Шевчук, и тысячный зал был забит молодежью под завязку.
И это, как вы понимаете, не дети уехавших в 90-е или раньше — те просто не знают про Шевчука! — это уже путинская эмиграция. «Беги во имя жизни»…
— Как вас зовут? — спросил я.
— Вам будет легко запомнить, — улыбнулся мой собеседник. — Булат.
Как это прекрасно! — и как грустно… Ибо «поколению Селигера» уже, наверное, надо объяснять, почему так легко запоминается нам это имя. Или — уже не надо им ничего объяснять?
А впрочем, может быть, я сгущаю краски…
На углу Тверской и Камергерского — девушка и парень (скрипка и виолончель) складно играют Вивальди. На асфальте — раскрытый футляр для денег. Уже собираюсь положить туда дежурную десятку — и вдруг вижу картонку, стоящую в футляре.
На картонке внятно изложено целевое назначение подаяния: «На убийство Бибера».
Джастин Бибер, юный канадский рэпер, должен знать: сторублевая бумажка, которую я положил в футляр, была там не первой… Скидываемся помаленьку!
Ритуальное убийство рэперов сектой поклонников Вивальди — что-то в этом есть, а?
Нет, хорошая молодежь подрастает, хорошая. Если не вся уедет в Торонто, у нас есть шанс!
|