Публицистика

В последний китайский раз про случай Радзиховского

Досадно, когда в десятом классе приходится возвращаться к таблице умножения. Ну, давайте еще раз, Леонид, если Вы болели, когда мы это проходили…

Журналист — это такой человек, который собирает информацию для читателей, радиослушателей etc. C этой целью, в рамках своей работы, он может ходить хоть в гости к папе Римскому, хоть на совещание к Малюте Скуратову. Никаких проблем.

Но если он приходит на такое совещание в качестве участника — и не для того, чтобы потом рассказать об этом как можно достовернее читателям (радиослушателям), он автоматически перестает быть журналистом и становится частью той корпорации, в мероприятии которой принимал участие.

Это — дважды два.

Особенностью конкретного совещания у Суркова в декабре 2011 года, из-за которого разгорелся сыр-бор, было то, что оно проходило в условиях, когда преступность корпорации перестала быть фигурой речи. Фальсификация выборов была к тому дню ясна всем и доказана математически, и Вы, Леонид, прекрасно это понимали.

Это было воровское совещание, посвященное тому, как избежать ответственности за воровство. Другие участники этого тайного консалтинга (в славном диапазоне Пушков-Шевченко-Кургинян) давно и прочно стали частью корпорации — относительно Вас, Леонид, у меня (и у очень многих) были до того дня другие представления.

Вы нас огорчили. А Ваши лирические объяснения о старой дружбе с Сурковым как причине участия в сходке мало нас удовлетворили.

Об этом и шла речь в моих текстах «Уточнение профессии» и «Проблемы с бейджиком», написанных в декабре 2011 года.

Ни в этих текстах, ни в своих эфирах на радио «Эхо Москвы» я, разумеется, никогда не утверждал, что в Администрации президента Вам приказывают или советуют, что Вам говорить и писать, — это подлог, на котором, как на кривой козе, Вы пытаетесь объехать суть дела, и уже не в первый раз, заметьте.

Я только констатировал Ваш выход за рамки профессии журналиста и вход в другую корпорацию.

Можно назвать констатацию факта брехней, можно — клеветой, можно — доносом; можно употребить поочередно все три слова, но только это тоже подлог. Очередной Ваш подлог.

То, что после той истории я воспринимаю Ваши тексты под другим углом — разумеется, и не я один, и странно, если бы это было по-другому! В том, что Ваша история вспомнилась мне в связи с фотографией Познера на отдыхе у Абрамовича — как раз нет ничего странного: та же коллизия.

Разве это не объяснение? Нет? Вы вправду полагаете, что я выполняю какую-то загадочную программу по Вашей дискредитации? Будьте осторожны — с таких пустяков начинается мания величия. У меня есть чем занять остаток дней, да и мои читатели в погромах не участвуют, — они просто делают выводы, хотя иногда и с запозданием, к сожалению…

Кстати, о клевете и дискредитации: надеюсь, что Вас, Леонид, никогда не коснутся методы, которыми пользовались по отношению ко мне Ваши старые добрые друзья из Администрации Президента. Я действительно не желаю Вам этого, тем более, что из Вашего текста я понял, что Вы встали на путь раскаяния и больше не ходите тайным образом в Администрацию.

Это прекрасно, но что ж Вы целый год молчали?

Теперь у Вас есть прекрасный случай извиниться — и перед читателями, за этическую неряшливость прошлых лет, и лично передо мной, за многочисленные подлоги и глупости, Вами по моему адресу в большом, хотя и понятном раздражении написанные.

А нет — так нет, Ваше дело.

В любом случае, свобода слова — это свято, и Ваше право, насилуя вкус и алфавит, еще сто сорок пять раз назвать нас всех «демшизтолпой» — совершенно незыблемо.