Публицистика

Закон и честь

Закон — штука, в сущности, довольно простая: либо он есть, либо его нет.

Нельзя при главе МВД Нургалиеве отказать в расследовании уголовного дела по факту ДТП с участием его жены, а после его отставки — вдруг это расследование начать. Будь г-жа Нургалиева трижды преступница — все равно это уже не закон!

Но вот, поди ж ты: наша зрячая Фемида уже все глаза скосила из-под своей повязки. «Сними-ка, Елдырин, с меня пальто» — «Надень-ка, Елдырин, на меня пальто»… И так восемь раз, и всякий раз один и тот же правоохранительный очумелов разворачивается на сто восемьдесят градусов.

Только ветер в любом случае не из Хельсинки — он из ташкента. Уже не чеховского, а щедринского «ташкента», где обитают «господа ташкентцы» и начальство, употребляющее их по своему нехитрому азиатскому разумению. Какой уж тут закон — и какая уж тут честь!

А честь свою они защищают, надо заметить, все тем же принципиальным очумеловым образом. Оченно стараются, но — увы…

Когда в начале июня (при Путине, съехавшем с глузду) в недрах Следственного комитета вдруг вспухает дело против Божены Рынски по эпизоду, случившемуся в начале декабря (когда только что пойманный за руку Путин еще таился мышкой), — это не защита чести, а публичное напоминание о полном ее отсутствии.

Честь же, как и закон — вещь ясная и простая; по слову поэта, она «должна быть спасена мгновенно». Нельзя, братцы мои, получить пощечину, посидеть полгодика, посчитать варианты, а потом вскричать: я оскорблен!

Человеку — нельзя; а Бастрыкину с Чайкой — очень даже можно.

«Заголимся»!

И заголяются со сладострастием «достоевских» покойников. На какой же помойке надо себя найти, чтобы перестать стесняться этих прилюдных саморазоблачений…