Публицистика

... с винтом

Ну что же, как говорят комментаторы, можно начинать подводить итоги.

Подводить, правда, довольно издалека: дата после черточки еще не установлена. По человеческим меркам, путинский режим может гнить еще довольно долго, но это уже именно гниение.

При всей новизне цифр, прозвучащих в ночь на пятое декабря, не они, а свист в «Олимпийском» — главное событие осени 2011 года.

Сколько процентов намастерили после этого «Единой России» Чуров с Сурковым, сколько забрал себе Зюганов, как поделили оставшуюся тушку Миронов с Жириком, вышла ли на уровень бюджетного финансирования партия «Яблоко» и набрал ли свои полпроцента масон Богданов — все это уже мелкие спортивные подробности, которые перестанут иметь значение вскоре после 4 декабря.

Частными подробностями дискуссии на оппозиционном фланге станет и итоговая пропорция между сторонниками бойкота, порчи бюллетеня и голосования за любую партию, кроме…

Но истинное имя этой партии — "партия жуликов и воров", — с легкой руки Алексей Навального твердо вошедшее в сознание россиян, это уже не частность, а самая что ни на есть суть дела.

Ибо КПСС была приговорена, в сущности, не Ельциным и не в дни путча, а гораздо раньше — анекдотом про брежневские «сиськи-масиськи». Когда выяснилось, что за этот анекдот ничего не будет. Это тебе не Автоарханов с Зиновьевым, это — народ, извините за выражение… Против этого лома нет приема.

Вот так и бунт в интернете был для Путина лишь поводом для презрения (пускай себе интеллектуалы бесятся), но свист с трибуны «Олимпийского» он, я думаю, расслышал очень хорошо и, в отличие от подобострастных комментаторов из собственной пресс-службы, прекрасно понял, кому он предназначался.

Он догадался, что это не оппозиция; что дело гораздо хуже. Что он просто раздражает население. Что примелькался, как рыжие кудри Шуры Балаганова, и скоро, в полном соответствии с классикой, его начнут бить.

Кажется, он струхнул — и судя по цифрам в ночь на пятое, струхнул не зря.

Его неприход к «пацанам» на антинаркотическую ломку в Лужниках — ясный симптом этого нового самоощущения; его плохо сдерживаемая истерика на съезде родных жуликов и воров, в лучших традиция мюнхенской речи, с иудами из пятой колонны и требованием консолидации вокруг себя — была замечательна, кроме прочего, некоторой апатией слушателей.

Массовка на глазах теряет энтузиазм.

Нечто похожее — совсем в других масштабах и обстоятельствах, слава богу… — подметили когда-то авторы «Обыкновенного фашизма», сравнив лица слушателей фюрера из тридцать шестого и сорок третьего годов. Фюрер вроде тот же и слова те же, а лица заметно поскучнели…

Массовку можно понять, но можно понять и ораторов: им отступать некуда. А уж цену своей массовке вождь нации должен знать, как никто. По крайней мере, наш вождь, не обремененный манией величия.

Владимир Владимирович — это вам не бедуин со съехавшей крышей и не адольф-зигфрид с диагнозом, искренне считавшие, что их народы почтут за счастье отдать за них свои жизни; Владимир Владимирович — человек номенклатурный, практический, и твердо знает, что при первом колебании весов матушки-истории все его холуи рванут по новым норам, а те, что лизали глубже всех, возглавят сопротивление…

Его собственный опыт — сначала советского чекиста, потом правой руки демократа Собчака, а потом главного термидорианца — исключает всякое иное толкование преданности.

Он ищет ускользающую точку опоры.

Увы, вариантов тут совсем немного, и до весны нам следует ожидать какой-нибудь мерзости, имеющей целью новое объединение нации вокруг лидера в минуту опасности.

Опасность лидер и Ко устроят сами — что-что, а это они умеют…

И все-таки все это — хотя и тревожные, но подробности конца путинской эпохи. В настоящее время господин Исторический Процесс, в соответствии с брутальной русской пословицей, подбирает подходящий винт для этой хитрой задницы…

И подберет, разумеется. Не для таких подбирал.