Публицистика

Будочка и «мерседес»

Дело было в начале лета.

Меня, выходящего из подъезда, окликнул обитатель охранной будочки Николай: что я думаю про разбившийся под Петрозаводском самолет? А что тут можно думать? Жалко людей…

Николай, однако, имел в виду совсем другое:

— Правды-то они нам все равно не скажут...

Репутация! — физкультпривет программе «Время» и «Вестям».

Вроде бы такой случай, что и скрывать нечего, но бдительное население заранее готово: соврут! И любая ерунда из негосударственного источника имеет заведомо больше шансов на веру.

Обитатель охранной будочки Николай ничего не знает ни про Навального, ни про кооператив «Озеро», он не ходит на выборы, не посещает митинги протеста… В стране с отмененным нижним порогом явки именно такой, не выходящий из своей будочки, николай — вроде бы главный оплот стабильности…

Но он же — ясный симптом государственного распада!

Потому что, не делая никаких заявлений для печати, этот человек явочным порядком отделил себя от государства; местоимение «они» в презрительно-безнадежном контексте указывает на этот сепаратизм со всей очевидностью…

Тем же вечером, возвращаясь домой, я ловил машину: хорошая иномарка, полуседой ровесник за рулем… Узнал, хмыкнул. Помолчал, формулируя. Потом — спросил…

В отличие от вялой белиберды, вытекающей из нашего нынешнего президента, эти слова действительно надобно отлить в граните, и желательно большими буквами, чтобы было видно из Кремля.

Он спросил:

— Когда они уйдут?

Они!

И я честно ответил: сами — никогда.

Им нет никакого смысла уходить.

Зачем уходить, если многомиллионные мы отделили себя от государства и сидим в своих будочках, вагонах метро, иномарках, время от времени выглядывая наружу-наверх: не кончилась ли привычная глазу серая мерзость, не выглянуло ли солнышко, свойственное зоне евро — с социальными гарантиями, человеческим достоинством, качеством жизни? Уж так бы хотелось!

А сверху все то же — во блин, какая досада, надо же... Ну, стало быть, кочумаем! Нам не привыкать эмигрировать, не сходя с места — в водочку, в книги, в баньку, на рыбалку, теперь вот — в интернет…

А они тем временем живут на своей отдельной солнечной лужайке, в отделенном от нас государстве — осваивая безразмерные бюджеты и благословляя население, не знающее, как постучаться в Боровицкие ворота с напоминанием о своих правах.

Этот взаимный сепаратизм государства и населения кончается через год или через сорок лет, но всегда классическим образом, то есть совершенно внезапно.

Переход количества в качество происходит от любой чиркнувшей спички, от очередного вранья, от брошенной из куршевельских краев фразы «пускай едят пирожные»… Повод заранее не угадаешь. Придут ли кранты из провинции, сдетонирует ли от очередной мигалки с крякалкой в Москве… Удивляюсь, как не рвануло на Неве от физиономии матвиенковского сыночка, вспухшего напоследок миллиардерским прыщом на теле руководимого мамой города… (Поглядите на это чудо природы и педагогики под портретами отцов-«крышевателей»: Версаль отдыхает!)

С мальчика взятки гладки — он, небось, слыхом не слыхивал ни о Марии-Антуанетте, ни о правилах исторической механики вообще. Но парадоксальным образом — возвращение обратной связи с населением в интересах и его самого, и всей его «питерской» портретной галереи: тогда, может быть, в неурочный час обойдется без гильотины…

«Когда они уйдут?»

Когда мы выйдем из будочки и «мерседеса».