Публицистика

Дураки

ЕЖВообще-то я чего хотел? — прокатиться в Питер, пожить пару дней в чудной тихой гостиничке, выспаться с отключенным телефоном, повидаться с приятелями, прогуляться парой любимых маршрутов, повеселить, ко взаимному удовольствию, почтенную публику — и укатить обратно в Москву…

Вспоминать фамилию «Матвиенко» в эти дни в мои планы не входило вообще.

Но за три недели до концерта где-то что-то вспухло. 30 марта организатору вечера, Михаилу Елисееву, позвонили и нервным голосом попросили немедленно прислать гарантийное письмо о том, что во время выступления Шендеровича не случится политических акций.

На вопрос, кому и зачем понадобилась эта дурацкая бумага, на той стороне провода начали с загадочным видом тыкать пальцами наверх, строго по вертикали, в те стратосферные дали, где на смольном облаке, с мигалкой на голове, обитает одна дама, прекрасная во всех отношениях…

Миша написал дурацкую гарантийную бумажку и отправил ее факсом.

— Устраивает вас такая формулировка?

— Не нас... — прямо ответили в администрации театра им. Аркадия Райкина.

— Но устраивает?

— Пока да, — ответили в администрации и попросили прислать содержание моего выступления: текстик посмотреть.

Текстик был литованный даже по советским меркам, изданный-переизданный, но и это не помогло. Через два дня продажа билетов на мой концерт была закрыта — в театре Эстрады обнаружились внезапные проблемы по линии ЖКХ…

Ящик Пандоры, полный техногенных катастроф, я вожу по стране с 2000 года. Вот как Путин шапочку Мономаха на кумпол пристроил, так сразу и началось. В Апатитах прорывало трубу, в Астрахани гас свет в зале; отменялись концерты в Йошкар-Оле и в Питере — как раз в мой прошлый приезд в «Зале у Финляндского вокзала» образовалась протечка.

Та протечка бесследно заросла после небольшого скандала в СМИ — к этой, «райкинской», наутро добавились обрушение потолка в фойе и внезапная необходимость ремонта, то ли краткого (ровно на день моего концерта), то ли капитального…

Дирекция театра не успела согласовать версии с руководством комитета по культуре, и врали они каждый свое. В одном только были едины г-жа Усубиани и г-н Губанков – каждый сеанс вранья заканчивался обвинением меня в желании политического пиара.

А то! Хлебом не корми, дай попиариться. Бывало, выброшу вот эдак на ветер кучу нервов и денег — и пиарюсь… Такое счастье! Никто не хочет присоединиться?

Вторник 6 апреля начался с обходного маневра г-на Губанкова: комитет по культуре разослал в СМИ информацию о переносе моего концерта на площадку театра «Лицедеи». Я удивился: моего согласия на это никто не спросил. В театре «Лицедеи» удивились тоже, ибо их тоже никто не спросил, а площадка в тот день была занята.

Две кобылы — Подлость и Тупость — шпарили по коридорам комитета по культуре г. Санкт-Петербурга ноздря в ноздрю, но Тупость все-таки побеждала.

Я хватался за голову. Губанкову и Ко, впрочем, тоже было не сладко: все-таки не Северная Корея, какие-никакие СМИ в стране еще имеются, и собственным дерьмом начальство к тому времени наелось вполне…

Утром 8 апреля со стороны театра Эстрады имени Райкина появился парламентер с белым флагом. Я дал команду не стрелять. Парламентер пришел к организаторам концерта и долго рыдал у них на плече, жалуясь на подневольную судьбу и прося войти в положение.

Положение заключалось в том, что из-за меня их всех уволят, а театру не дадут денег на реконструкцию. Умоляли не погубить. (Умоляли, замечу, те же люди, которые неделю назад не поднимали трубку, а потом хамили и поливали меня грязью.) Но — кто старое помянет… Тем более они обещали, что непременно подыщут другую площадку на то же число!

Ничего они, разумеется, не нашли: никто уже не хотел связываться со мной, иродом, врагом Матвиенко и комитета по культуре.

Теперь нас просили христом-богом согласиться с переносом концерта, плохого в СМИ не говорить, людей на митинг не звать... Мы отвечали со всей партийной прямотой, что единственный способ решить вопрос по-тихому – немедленно перестать валять ваньку и открыть продажу билетов на концерт. Все равно же уволят — отчего бы не побыть напоследок приличными людьми?

Ответом было прекращение комедии и бесследное исчезновение с горизонта.

Продажу билетов так и не открыли.

И вот, честное слово, по отдельности мне их на самом деле жалко — всех, по самую Валентину Ивановну, чьи нервы обострились до такого предела, что мой приезд в Петербург вызывает у нее истерику городского масштаба. Но еще жальче мне миллионы нормальных петербуржцев, вынужденных в начале ХХI века жить крепостными при капризной барыне. Себя жалко тоже, тратящего жизнь на преодоление феодализма в городе на Неве…

Площадку для концерта мы нашли сами: в гостинице «Пулковская», чей западный менеджмент, по странному стечению обстоятельств, совершенно не заинтересовало, что думают про Шендеровича в комитете по культуре Петербурга.

Но и на «Пулковскую» попробовала упасть всем туловищем питерская администрация! Уже после заключения договора о бронировании туда звонили, пытались заставить их дать задний ход… Может, еще и сорвут концерт — вот уж чего-чего, а нагадить они умеют…

За финалом сюжета еду, раб божий, на Ленинградский вокзал...

Еду и спрашиваю себя: зачем они это делают? Кто именно они — даже не так важно (один штирлиц, внедренный на Старую площадь, стукнул, что ноги у этой истории растут оттуда). Но, повторяю, не в адресе дело: Смольный или Кремль — это частность, тем более что, в любом случае, у Москвы было достаточно времени, чтобы прицыкнуть на свою партийную салтычиху.

Главный вопрос: зачем они все это делают?

Оставим в стороне моральный аспект вопроса: какая уж тут мораль? Оставим и аспект юридический: шантаж и злоупотребление властью — будни этой администрации. Но — зачем?

Нет рационального объяснения. Это ведь даже не глупо, это — очень глупо. Вместо пятисот мирных зрителей Шендеровича получить на выходе скандал, позор и сотни тысяч россиян, раздраженных очередной административной паранойей.

Ду-ра-ки.

И, ей-богу: эта очевидная умственная деградация хозяев страны пугает меня, пожалуй, даже больше их привычной подлости.