Публицистика

Кирюхи

Праздник спорта? Какой там, к черту, праздник! Несчастные спортсмены один за другим извинялись перед российским народом, как китайские наркоторговцы перед публичной казнью на площади.

Это было чем угодно, только не радостью.

Языческие камлания в Храме, с благословением чебурашек и поминанием всуе павших героев войны 1812 года, соцобязательства по золоту, тревожное ежеутреннее ожидание медальной таблицы, растущее раздражение с убывающей надеждой на лучшее, проклятие лихим девяностым, разрушившим отечественную школу парного катания, привычная анафема миру, сговорившемуся против России, надрывные телеграммы от начальства, нервные, на грани истерики, вскрики комментаторов в минуты промахов — и чистая истерика, далеко за гранью, в редкие минуты удач…

«Тоскливое ожидание победы», как гениально, хотя и неожиданно для себя выразился конферансье государственного канала…

Победы не дождались. И, не добравшись до канадских ворот, миллионер-гопота Овечкин выломал жидкокристаллический монитор у цифровой камеры собственного болельщика. Так победим!

В старом рассказе Зощенко монтер промолчал, «но в душе затаил некоторую грубость». Монтер был умным человеком: он таки промолчал…

«В Сочи все будет по-другому, — обнадежила россиян тренер по фигурному катанию Лобачева. — Мы отомстим за эту Олимпиаду».

О да. Они у нас еще кровью умоются, эти америкосы…

Но вот морок прошел, и, как после тяжелого запоя, мир начал помаленьку возвращаться в будничные очертания. Надо снова идти за хлебом, мыть посуду, забирать детей из садика… Без Овечкина и патриарха, без Тягачева и Губерниева, без Боско и Чильеджи…

А жизнь все это время, надо сказать, не стояла на месте. Менты продолжали дежурным образом метелить граждан, бюджетники — нищать; на Кавказе, в привычном ежедневном режиме, шло убиение служивых и гражданских… В остервеневшей от снежного месива Москве вошло в моду стрелять в товарищей по ДТП из травматического оружия...

Надобно значительное усилие воли, чтобы переключить внимание с керлинга на всю эту ерунду.

Нет, нет и еще раз нет! Не хотим! Отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня, покажите мне Плющенко, и лучше сразу с Биланом — это драма, что его засудили, это — попытка унизить Россию… Пускай растет гора посуды и запутаются в соплях дети — мы не забудем и не простим!

«Наша матушка Расия всему свету га-ла-ва!» — запел вдруг диким голосом Кирюха, поперхнулся и умолк. Степное эхо подхватило его голос, понесло, и, казалось, по степи на тяжелых колесах покатила сама глупость…»

Это — из «Степи» Чехова. Из той степи, в которой мы так и живем.