Публицистика

Без цензуры

Это было только что.

На одном средних размеров телеканале готовили сюжет про приемных детей. И тамошний корреспондент позвонил Андрею Норкину (в прошлом звезде НТВ и лауреату премии "Тэфи", ныне безработному). Корреспондент помнил, что в семье Андрея и Юли, кроме своих двух, живут еще шестилетний Тема и Лешка, трех с половиной лет…

Договорились о съемке. К приезду группы дом был убран и дети причесаны, но съемка не состоялась. Вместо нее состоялась выволочка политически незрелому корреспонденту и его потерявшему классовое чутье шеф-редактору. "Вы что, сами не понимаете? - выговаривал им телевизионный начальник средней руки. - Не может быть никакого Норкина!"

Тут самое время крикнуть слово "цензура". Однако ж позвольте уточнить: у начальника на руководящем столе лежал пресловутый "черный список"? Секретная записка из ЦК партии с нежелательной фамилией "Норкин", стоящей по алфавиту после Каспарова и Лимонова? Да ну, бросьте.

А что же тогда?

Не будучи ни психоаналитиком этого начальника, ни его исповедником, могу лишь строить гипотезы. И вот какая приходит мне на ум первым делом. Телеканал этот находится в перманентном ожидании перемены владельца. А в тамошних коридорах, не отмеченных большими творческими успехами, давно уже бьет ключом деловая жизнь, приносящая уйму финансовых радостей тем, кто стоит на раздаче эфира. И стоящие на раздаче планируют остаться на ней при любых хозяевах. Появление же в эфире "классово чуждого" Норкина может быть легко и эффективно использовано желающими оттереть их от окошечка…

Вот вам и весь бином Ньютона.

Цензура? Ну, разумеется. Но я бы постеснялся называть ее государственной: чай, не в Пхеньяне! Запах дерьма, идущий от этой и всякой другой подобной истории (а я могу рассказать их десяток-другой), носит вполне персональный характер, - и в то же время отражает механику общественной деградации.

Механика эта такова. Сначала власть завинчивает гайки и строго следит за выражениями лиц. Тут не дай бог поморщиться от неудовольствия - я уж не говорю: выразить протест… Одного разгрома НТВ хватило для стремительного падения нравов на всем телевидении. Но, заметим, лично и высочайше начальство санкционировало подлость лишь на начальных этапах, а потом - уже не петушком за дрожками, а впереди паровоза толпой побежали сотни добровольцев!

Кто поподлее - с гиканьем, кто постеснительнее - с виноватыми лицами…

Одной посадки Ходорковского хватило на то, чтобы полтора десятка миллионеров, один круче другого, начали замирать в поклоне при появлении чиновника, которого они еще вчера заставили бы ждать у себя в приемной.

И опять-таки - сначала личный контроль за выражениями лиц при слове "ЮКОС", но дальше и ниже по иерархии пошла уже гнусная самодеятельность. Не думаю, что отмашка умерщвлять Алексаняна поступала от Путина - это энтузиасты захотели сделать президенту приятное! Ну и, конечно, зафиксировать собственную лояльность в условиях коррупционной конкуренции. Хуже-то не станет! А отпустишь смертельно больного в больницу - доброжелатели немедленно истолкуют это как бунт…

Репутация Путина как человека жестокого и закомплексованного в случае с Алексаняном сработала не хуже прямого приказа.

Так создаются и так потом работают правила игры. Когда они безмолвно утверждены ежедневной практикой, отпадает необходимость в цензуре.

И уже давно, я думаю, никто ничего не запрещает ни тому средних размеров начальнику, ни Кулистикову, ни Эрнсту… И Добродеев не спускается из-за федеральных облаков всякий раз, когда надо сделать обрезание в эфире "Вестей". После стольких лет дрессировки в этом уже нет необходимости.

"Сама, сама, сама…" - как говорил героине Гурченко герой Михалкова в фильме "Вокзал для двоих".