Публицистика

Из Недодумца. Часть 5

От предвыборной борьбы все очень устали.

Я, досыта навстречавшись с избирателями, ждал четвертого декабря.

Притомились и ответственные за утопление меня в дерьме. На кремлевском сайте electorat.info, два месяца с завидной регулярностью топтавшемся на моей персоне, вражина корректор, переутомившись, переставил в фамилии «Говорухин» соседние буквы «у» и «х». Получилось очень симпатично. (Как говорится, пустячок, а приятно).

Провокатор с бумагой про якобы утаенные мною налоги, поднявшийся посреди зала на одной из последних встреч, даже не стал делать вид, что он рядовой избиратель – оттарабанил свое и пошел прочь.

Последний предвыборный гостинец от власти был завернут в газету «Московский комсомолец»: за четыре дня до выборов там появилась большая статья Александра Минкина, полностью посвященная мне.

Человек большого практического ума - как выяснилось впоследствии, скорее все же практического, чем большого, - Минкин понимал, что дата выхода такой статьи автоматически сделает его подлецом (и он не ошибался). Поэтому на всякий случай начал с рефлексий.

Рефлексий в Минкине обнаружилось копеек на пятнадцать, после чего «золотое перо» «МК» перешло к делу, для которого его, собственно, и совали в чернильницу.

В сущности, статья должна была называться «Не могу молчать!»

Александра Викторовича, оказывается, давно и сильно раздражала моя публицистика: невысокий уровень юмора и образования, цинизм, корыстолюбие, дурной вкус и полное отсутствие нравственных ориентиров… Все это раздражало его много лет, но он держался, никому не говорил. При всем этом раздражении, однако, он, как последний мазохист, продолжал внимательно слушать мои программы и даже конспектировать тексты…

И вот ровно за четыре дня до выборов – прорвало человека, и как!

Не без основания ощущая себя нравственным ориентиром современной журналистики (многолетняя бесплатная жизнь на съемной даче, принадлежащей администрации Президента, безусловно, дает на это право), г-н Минкин выставил мне наконец по-настоящему крупный счет.

Главной строкой в нем значилось ерничание над могилами. Речь шла о программе «Плавленый сырок», вышедшей сразу после гибели заложников в «Норд-Осте».

«Не хотим Масхадова -
Он исчадье адово!
Доползем до ада мы
Со своими гадами…»

- процитировал Минкин куплет из той программы, сделал мне замечание («у могилы мог бы и помолчать») и торжественно поймал за руку: этот же куплет, оказывается, я запихнул и в «Сырок», вышедший после Беслана. Тут Минкина повело на метафору: Шендерович сгребает цветы и венки со вчерашней могилы и, как циничный могильщик, продает их заново...

О да! Я торгую венками со старых могил и обожаю веселиться на детских гробах - вот только в программе, вышедшей после Беслана, куплет звучал по-другому, в прямом и переносном смысле.

Глагол был переведен из будущего в прошедшее время:

«Доползли до ада мы…»

Ибо то, что в дни «Норд-Оста» было перспективой, Беслан сделал реальностью, воплотив «адскую» метафору почти буквально - сотнями сгоревших заживо детей.

И вот - как человек, лишенный каких бы то ни было нравственных ориентиров, - я позволю себе высказать одну неприятную версию того, почему г-н Минкин (человек, в общем, не чуждый русскому языку) не услышал другого звучания строки, не увидел нового объема текста, не понял смысла этой отсылки…

Я думаю, он просто не слышал ни ту, ни другую программу.

…Неловко напоминать, но именно за «норд-остовский» «Плавленый сырок» я получил самую дорогую для меня премию – «Журналистика как поступок». Лучшие медиа-критики страны, оказавшие мне эту честь, цинизма в той горькой программе не разглядели.

Может быть, тут дело в недостаточном финансировании членов жюри.

Ибо, как донеслось до меня очень вскоре, с «фактуркой» для будущего минкинского текста (надранными цитатами из моих программ, отчасти, как видите, сфальсифицированными) люди оттуда (взгляд наверх) ходили по журналистскому цеху задолго до публикации, искали будущего автора…

И вот, надо полагать, нашли.

Называлась и цена за работу – «десятка» (не путать с десятью рублями и рублями вообще).

«Ленинград - город маленький, Андрей Палыч», как сказано в «Осеннем марафоне». Москва тоже маленький город, Александр Викторович.