|
|
Книги
ТЯЖКОЕ БРЕМЯ
Сказка
Долго ли, коротко ли, а стал однажды Федоткин Президентом России. Законным, всенародно избранным, с наказом от россиян сделать жизнь, как в Швейцарии.
Федоткину и самому хотелось, чтобы как в Швейцарии, потому что как здесь - он здесь уже жил. А тут такой случай.
Ну вот. Приехал Федоткин с утра пораньше в Кремль, на работу, бодрый такой, стопку бумаги вынул, паркером щёлкнул и давай указы писать. И про экономику, чтобы всё по уму делать, а не через то место, и про внешнюю политику без шизофрении, и рубль, чтобы как огурец... Про одни права человека в палец финской бумаги извёл!
А закончил про права - смотрит: стоят у стеночки такие, некоторым образом, люди. Радикулитным манером стоят. Согнувшись.
Федоткин им: доброе утро, господа, давайте знакомиться, я - Президент России, демократический, законно избранный, а вы кто? А они и отвечают: местные мы. При тебе теперь будем, кормилец.
Федоткин тогда из-за стола выбрался, руку всем подал, двоих, которые сильно пожилые были, разогнуть попытался - не смог.
- Господа, - сказал, - к чему это? Пусть каждый займётся своей работой.
- Ага! - обрадовались. - Так мы начнём?
- Конечно! - обрадовался и Федоткин, да и хотел обратно к столу пойти: там ему ещё насчет Конституции оставалось дописать и с межнациональными отношениями разобраться. Но не тут-то было.
Один сразу с сантиметром приступил и всего Федоткина с ног до головы измерил, другой пульс пощупал и в глазное дно заглянул, третий насчёт меню заинтересовался: по каким дням творожку на завтрак Федоткину давать, а по каким морковки тёртой? А четвёртый, слова не говоря, чемоданчик ему всучил и кнопку показал, которую нажимать, если всё надоест.
Стоит Федоткин от ужаса сам не свой, чемоданчик проклятый двумя руками держит, а к нему уже какой-то лысый пробирается с альбомом и спрашивает: как насчет обивочки, Антон Иванович? Немецкая есть, в бежевый цветок, есть итальянская, фиолет с ультрамарином в полоску. И что паркет: оставить, как есть, ёлочкой к окну, или будет пожелание переложить ёлочкой к дверям?
Тут Федоткин от возмущения даже в себя пришёл: это, говорит, всё ерунда! И обивку велит унести с глаз долой, и паркет оставить ёлочкой к окну, и на завтрак давать всё подряд... Вы что, говорит! Вы знаете, какое сейчас время в России?
Переглянулись. Знаем, отвечают. А Федоткин разгорячился: какое, спрашивает, какое? Ну?
Да как всегда, говорят, - судьбоносное. Только что ж нам теперь, Президенту собственному, законному, всенародно избранному, морковки не потереть?
Федоткин от таких слов сильно задумался. Хорошо, говорит, только давайте побыстрее, а то - Конституция, межнациональные отношения... Время не ждёт.
Побыстрее, так побыстрее. Только он паркер вынул да над листом занёс, глядь: стоят опять у плеча в полупоклоне.
Крякнул Федоткин с досады, паркером обратно щёлкнул, прошёл в трапезную, а там уже стол скатёрочкой накрыт, и всякого разного на той скатёрочке поставлено - и морковки тёртой обещанной, с сахарком, и творожку свежайшего, альтернативного, и тостов подрумяненых, да чаёк-кофеёк в кофейничках парится, да сливки белейшие в кувшинчике, да каждый приборчик в салфетку с вензелем завёрнут, а на вензеле том двуглавый орёл сам от себя отвернулся. Федоткин аж загляделся.
А как откушал он да к столу письменному воротился, таково сил ему прибавилось, что просто пиши-не хочу! Взял снова паркер, белый лист к себе пододвинул и решительно начертал: "Насчёт Конституции" - и подчеркнул трижды.
А развить мысль - не удалось. Закрутило его, болезного. Сначала протокол был - с послами всяческими знакомили, потом по хозяйству (башни кремлёвские по описи принимал), потом хлеб-соль от заранее благодарного населения скушал, в городки поиграл для здоровья; потом на педикюр позвали - ибо негоже Президенту российскому, демократическому, с когтями ходить, как язычнику; а потом сам собою и обед подошёл.
А к обеду такое на скатёрке развернулось, что встал Федоткин из-за стола уже ближе к ужину - и стоял так, вспоминая себя, пока его под локоток в сауну не отвели.
В сауне-то его по настоящему-то и проняло: плескался Федоткин пивком на камни, с мозолисткой шалил, в бассейне тюленьчиком плавал, как дитё малое, жизни радуясь. Под вечер только вынули его оттуда, вытерли, в кабинет принесли да пред листом бумаги посадили, откуда взято было. Посмотрел Федоткин на лист, а на нём написано: "Насчёт Конституции". И подчёркнуто. А чего именно насчёт Конституции? И почему именно насчёт неё? И что это такое вообще? Задумался над этим Федоткин, да так крепко, что даже уснул.
Его в опочиваленку-то и перенесли, прямо с паркером в руке.
А к утру на скатёрке снова еды-питья накопилось, и гостеприимство такое в персонале прорезалось, что никакой силы-возможности отлынуть Федоткину не было. В общем, вскорости обнаружилось, что за бумаги садиться - только зря туда-сюда паркером щёлкать.
Ну вот. А однажды (это уж много снегов выпало да водой утекло) проснулся Федоткин, надёжа народная, в шестом часу пополудни. Кваску попил, поикал, полежал, к душе прислушиваясь: не захочет ли чего душа? - и услышал: пряника ей захотелось, мерзавушке.
Он рукой пошарил - ан как раз пряника-то в околотке не нашлось! Огорчился Федоткин, служивого человека позвал. Раз позвал - нету, в другой позвал - тихо. Полежал ещё Федоткин - а потом встал, ноги в тапки сунул да и побрёл, насупив брови до самых губ, пешком по Кремлю.
И когда он нашёл того служивого человека - спал, зараза, прям на инкрустации екатерининской! - то растолкав, самолично надавал ему по преданым сусалам, приговаривая, чтобы пряник впредь всегда возле квасу лежал! И уже бия по сусалам, почуял: вот она, когда самая демократия началась!
Тут Федоткин трубку телефонную снял, всему своему воинству радикулитному сбор сделал - и такого им камаринского сыграл, что мало никому не показалось, а многим, напротив, показалось даже и весьма изрядно. Всё упомнил, никого не забыл, гарант общерасейский! И насчёт меню, и обивкой ультрамарин непосредственно в харю, и насчёт паркета - чтобы к завтрему переложить его ёлочкой к дверям, да не ёлочкой - какие, блин, ёлочки! - ливанским кедром!
А насчёт листка того, с Конституцией, он с дядькой, который приставлен был от случайностей его беречь, посоветовался... Тот врачей позвал, и врачи сказали: убрать ту бумажку со стола к чёртовой матери, вредно это, на нервы действует. Да и то сказать: какая Конституция? зачем? мало ли их было, а что толку?
И вообще насчёт России - однажды после баньки решилось довольно благополучно, что она уж как-нибудь сама. Великая страна, не Швейцария какая-нибудь, прости Господи! Распрячь её, как лошадь - да и выйдет куда-нибудь к человеческому жилью...
Если, конечно, по дороге не сдохнет.
|