Книги
БЕГУН
В Москву я приехал, как все прогрессивное человечество, за колбасой.
И вот стою в сердце России в обнимку с копченостью, от удовольствия даже глаза прикрыл. А открыл глаза, вижу: стоят вокруг соотечественники с котомками - и нюхают.
– Вы чего, - спрашиваю, - товарищи?
– Кремлевский полк тебе товарищ, - отвечают. Москвичам, значит, колбаса, а остальным - соцсоревнование до гробовой доски?
И подбираться ко мне начинают.
Я говорю:
- Вы что, земляки? Я ж не здешний! Я ж свой, я тоже из России!..
Не помогло. Бросились. Пиджак в клочки порвали, колбасу съели прямо из рук. Одни, которому не хватило, коленную чашечку мне обглодал.
Лежу, с мыслями собираюсь. Эти ненормальные разбежались - колбасу мою переваривать, а вокруг старушки собрались, на консилиум.
- Это, говорит одна, - рекетёры кооператора поймали.
Другая аж взвилась.
- Кооператора?
И сумкой меня по голове: тресь! Тут я сразу в себя пришел.
- Ты что, говорю, старая, "Красной Звезды" перечиталась? Какой я тебе кооператор? Я, может, больше трешки сроду в руках не держал!
Но мне, видно, глуховатая старушка попалась: снова сумкой - тресь! И еще раз - тресь! Гляжу, другим тоже завидно становится. Ну, хоть и без коленной чашечки, а побежал. Бежим мы по проспекту какому-то вдоль транспаранта, я впереди - старуха сзади, сумкой меня по голове трескает.
- Это тебе, - кричит, - за Рижский рынок, за Рижский рынок!
Тут выходят из-за угла два старичка - и к нам. Ну наконец-то, думаю.
- Скорее, - кричу, - дети Магнитки, спасите меня от этой мегеры!
А старички цап меня за руки!
- Рижский?
- Рижский, - кричит старуха, - Рижский!
- Сейчас, - говорят старички, - мы тебе покажем, как от Союза отделяться!
- Отцы, - говорю, - какой от Союза? Я от тещи никак отделиться не могу! Пустите руки, ироды!
- Так ты не латыш?
- Это она латышка, - кричу, она! А я чечено-калмык!
Ветераны за старушку принялись. А вокруг меня, оглянуться не успел, уже брюнеты какие-то собрались и решают: то ли прирезать меня за то, что армянин, то ли пристрелить за то, что азербайджанец. Хорошо, узбеки выручили: окружили, в сторонку отвели, пальцами тычут и бормочут по-своему. И я от потрясения, поверите ли, понимать начал. Говорят: нет, никакой он не армянин, - турок он - во как смотрит, ну точно турок!
И я снова побежал. Ну жизнь: спереди дети пальцами показывают, сзади узбеки улюлюкают. У какой-то пивнушки поймали меня мужики в косоворотках: им померещилось, что я еврей. Но узбеки объяснили мужикам, что я турок, и мы побежали дальше. Бежим, по национальному вопросу перекрикиваемся. В глазах темно: то ли от усталости, то ли вечер уже...
Ночью, - слава Аллаху! - на узбеков наехали рокеры. А на рассвете, гляжу, хутора кругом, кирхи, а я все бегу, кричу:
- Русский я! Русский!
Тут-то меня и остановили.
- Извинит-те, - говорят, - но здесь не стоит это так - как это говорят по-русски? - рек-ла-мирова-ть.
- Почему? - спрашиваю.
- Секундочку, - говорят, - извинит-те.
- И начали совещаться. Сразу видно, культурная нация.
Посовещались, взяли меня за руки за ноги, положили лицом на травку и на спине через трафарет написали:
"КРАСНЫЙ ОККУПАНТ, ВОН ИЗ ПРИБАЛТИКИ!"
На местном, русском и английском.
Развернули, дали всем хутором пинка и замахали вслед трехцветными флагами. И я побежал обратно.
Ну ничего. Страна большая, где-нибудь остановлюсь. Тундры вон навалом, тайгу еще не всю в океан сплавили, в пустыне тоже - чем не жизнь? Нет, жить в стране победившего социализма, я считаю, можно. Лишь бы людей рядом не было. Соотечественников, мать их...
1990
|
