О себе

Online-конференция на сайте журнала The New Times

— Какие ноу-хау ждут Чеченскую республику?
Анатолий, Мытищи

В.Ш.: Это вам надо провести пресс-конференцию с Кадыровым. Я думаю, он предметнее ответит на этот вопрос. Я думаю, что по большому счету никаких ноу-хау не будет, потому что и рэкет, и обычное воровство, и просто разбой, и беспредел уголовный не являются изобретениями, не есть ноу-хау Кадырова. Поэтому никаких ноу-хау не будет. Все будет как обычно.

Модератор: Если бы у нас здесь были кавычки, это был бы, наверное, вопрос по статье из третьего номера журнала The New Times, который уже вышел в продажу, в котором есть уже ваша колонка и статья, поэтому уже, наверное, приближено к статье.

В.Ш.: Кстати, я тут вижу еще один вопрос, касающийся финансовой независимости Чечни и т.д., эти вопросы связаны между собой. Может быть, это и имелось в виду ноу-хау.

Был такой политик, Масхадов. Он был политиком. Он был противник наш, но противник политический. У него были политические требования, другие представления о будущем Чечни, Ичкерии, в их транскрипции. Политического противника мы убили, мы убили нашего Абаса, если брать аналогию израильскую, мы его убили своими руками, мы убили человека, с которым можно было вести переговоры, тяжелые, иногда неприятные, но переговоры. Мы предпочли иметь дело с классово близкими людьми, т.е. с людьми, которые хорошо понимают такие понятия «откат», «пиление бюджета» и т.д.

И Рамзан Кадыров в этом смысле абсолютно Москву устраивает, он вписался, как и папа Ахмад, вполне вписался в понятия и по понятиям руководит Чечней, и ему совершенно не нужна никакая политическая независимость. Если ему дадут нефть, ему этого вполне хватит. Он очень любит Владимира Владимировича Путина, он главный адепт третьего срока, и так далее, потому что Путин является гарантией его личной безопасности и его личного благосостояния.

— Здравствуйте, Виктор! Вы известный политический психотерапевт, с изрядным чувством юмора, над чем сегодня посмеетесь?
Арминович, Тель-Авив

В.Ш.: У меня нет такой задачи – специально прийти и посмеяться. Я не маньяк. Смех возникает как реакция мозга на действительность. Это нормальная реакция смеховая. Иногда это защитная реакция организма на какие-то раздражители снаружи. Что жизнь подкинет, над тем и смеюсь.

Каждая неделя дает мне какие-то темы, и я смеюсь, исходя из тем недели, какая-то из них становится главной. На этой неделе, если говорить о программе «Плавленый сырок» и о программе «Новые времена» на телекомпании RTVI, который как раз господин Арминович в Тель-Авиве, в отличие от россиян, может смотреть в свободном доступе, и сейчас как раз одна из главных тем – это наезд прокуратуры на «Мемориал» с их созданием книги-пособия по обращению в Страсбург.

Это пример нашей классической шизофрении, очень жалко эту прокуратуру несчастную. Потому что, с одной стороны, они не могут не понимать, что издание книги-пособия по обращению в Страсбургский суд — это вещь абсолютно законная, легальная. Это не «Майн Кампф». Тут ничего нет. С другой стороны, охранительный рефлекс, она действует именно как «око государево», не как прокуратура, которая служит обществу, а как прокуратура, которая служит государству, царю. И вот здесь они этот рефлекс проявляют. Они служат царю и, безусловно, они служат государству, которому этот Страсбург, конечно, как нож острый.

Модератор: Но должна же быть реальная причина?

В.Ш.: Реальная причина заключается в том, что Страсбург сегодня представляет большую не только имиджевую, но уже и материальную опасность для Российской Федерации. Потому что уже есть приговоры, уже некоторое количество людей, наших генералов, командующих, признаны военными преступниками официально. Они — военные преступники по приговору Страсбургского суда. Уже есть случаи, вплоть до там, не помню в какой области, группа матерей-одиночек, которым не выплатили детские пособия, обратилась в Страсбургский суд, ближе, видимо, не нашлось суда, и который теперь заставит российское государство выплатить по 3 тысячи евро этим женщинам. Ближе Страсбурга суда не нашлось. Поэтому, конечно: если россияне овладеют технологией подачи исков в Страсбургский суд, то никаких цен на нефть нам не хватит.

— Получив финансовую независимость, не станет ли Чечня претендовать на полную автономность?
Ангелина, Питер

В.Ш.: Что еще нужно для финансового, как говорил в кинофильме «Белое солнце пустыни» Абдула, большой предшественник Рамзана Кадырова, «что еще нам нужно, чтобы встретить старость». Если у человека есть чеченская нефть, то ничего ему больше и не надо.

Модератор: А чем все это может закончиться, если они, действительно, получат абсолютно полный контроль над этим нефтяным потоком?

В.Ш.: Я не экономист и не геополитик, чтобы рассуждать об этом предметно. Никто им не даст: в Москве тоже люди хотят нефти. Садовое кольцо не дремлет. Никто не даст им никакой нефти. Это предмет торговли, ему дадут что-то другое, с ним будут рассчитываться тем, что будут закрывать глаза на что-то остальное. По бартеру.

— Не считаете ли Вы, что в Чечне начинает процветать "культ личности" Кадырова?
Игорь, Красногорск

В.Ш.: Он сильно насаждается и об этом целый номер «The New Times», там очень подробный материал.

Конечно, он насаждается, этот культ личности. Это тем более уникально, что речь идет о Чечне, в которой вообще никогда не было никаких президентов. Где равновесие традиционно поддерживалось взаимоучетом интересов разных тейпов. Где всегда было коллективное правление. Ведь система кровной мести, система горского обычая, она как раз таким парадоксальным, странным, не европейским образом поддерживала равновесие всегда. Всякий человек мог знать, что он не может просто уничтожить людей из другого клана, потому что есть обычай мщения, и он подставляет таким образом под удар своих детей, своих внуков до седьмого колена и т.д.

Эта система, система равновесия, поддерживала такое нестабильное равновесие в чеченском обществе, но вполне традиционное равновесие в этом традиционном обществе. Когда на штыках Российской Федерации один тейп возвышается, или два тейпа возвышаются над десятью остальными, это означает просто подведение огромной мины под Чечню. Разумеется, как только однажды оттуда уйдет Россия.

Модератор: А это неизбежно?

В.Ш.: Ну как вам сказать. Нет. По большому счету такого рода режимы, по принципу «наш сукин сын», существовали десятилетия напролет. Но рано или поздно «наш сукин сын» кончится, и тогда, как и предыдущего «сукина сына», которого звали Самоса, американского, будут взрывать. Его и сейчас будут взрывать, как и папу взрывали, но сейчас они зачистили все вокруг, не без помощи России.

Но рано или поздно это не может существовать, это система не самообеспечивающая, длительное время могут существовать только системы, которые сами себя обеспечивают, у которых есть внутренне равновесие, внутренняя гармония.

Скажем, система западной демократии основана на преемственности власти, на том, что существует оппозиция, на том, что нельзя вечно оставаться у власти и т.д. Эти качели, при всех дефектах, каким-то образом обеспечивают развитие. Та система, которая была в традиционной Чечне, сломана. Вместо нее — такая вот очень не свойственная Востоку система. Чем закончится, не знаю, но без крови там, конечно, не будет.

Модератор: Исходя из вышесказанного, можно думать о том, что туда нужен русский генерал или русский управитель, который будет стоять над этими тейпами?

В.Ш.: Собственно говоря, это уже было.

Модератор: Было, конечно, и практиковалось.

В.Ш.: Тогда нам надо перестать называть себя Российской Федерацией. Я человек довольно широких взглядов, и у меня только один предрассудок: на ценнике должно быть написано то, чем является товар. Ценник должен совпадать с товаром.

Больше у меня никаких предрассудков почти что нет. Если мы называем себя Российской империей, если у нас Владимир Владимирович – царь-батюшка, его превосходительство, тогда надо найти Ермолова, потому что Квашнин, Трошин и прочие Маниловы с Ястржембскими, с обеспечивающим персоналом плохо подходят.

Либо мы кончаем валять дурака и называем себя империей (тогда надо выходить из большой восьмерки, тогда надо завязывать с болтовней про демократию и так далее). Либо мы империя и живем как империя, пытаемся жить. Но надо признать, что у нас сегодня нет для этого возможностей. Мы можем назвать себя, и называем сколько угодно, и можем сколько угодно говорить, что Россия поднимается с колен, великая Россия, для бедных можно эту болтовню трындеть сколько угодно. По сути, у нас сегодня для этого нет ресурсов. Потому что в IV веке н.э. она тоже называлась еще Римская империя, но уже варвары делали, что хотели. Сегодня надо понимать, что мы живем в эпоху распада империи. И до новой, может, ее кто-то хочет, я-то не хочу, но в любом случае до новой империи очень далеко.

— Виктор, кто из росийских политиков наиболее "вменяемый", кому все-таки можно доверять?
Алла, Москва

В.Ш.: На всякий случай напишем слово «вменяемый» в кавычках, хотя некоторые невменяемые без всяких кавычек, конечно. Про невменяемых сначала скажем, что это как в том анекдоте: дурак, дурак, а мыло не ест. Они невменяемые до тех пор, пока дело не доходит до «пиления бюджетов», до своего кармана. Тут все вменяемые вполне, ловко мимо рта не проносят, мыло не едят. По поводу моих политических симпатий. Они все находятся за пределами…

Модератор: Российской Федерации?

В.Ш.: Если говорить о Вацлаве Гавеле, то да. Если уже говорить об идеале. Да, безусловно. Но и в России есть некоторое количество людей, которых я считаю приличными людьми, прежде всего, и политиками. То есть людьми, у которых есть: идеология, настоящая идеология, и для которых политика не бизнес, не способ прорваться к закромам родины, а некоторое продолжение их идей, идеологий. Это не людоедская идеология, это идеология прогрессивная, потому что, скажем, у Анпилова, скажем, тоже есть идеология.

Модератор: Назвать можете их?

В.Ш.: Могу. Это, наверное, Владимир Рыжков. Из известных политиков, из тех, кто сегодня находится, что называется, на виду. Тут как в том анекдоте про приличного человека в Одессе: «Во-первых, Рабинович. А во-вторых, из Николаева можно?» Большого перечисления не получится.

Я с симпатией отношусь к Никите Белых, я понимаю, что он пошел в политику не для того, чтобы прорваться к закромам. У него есть какие-то представления о будущем. При том, что я могу сложно относиться к партии, которую он возглавляет, это другой вопрос.

Но я не ставлю под сомнение некоторую личную честность этого человека. Я это могу сказать про нескольких политиков. Но в принципе сегодня, к сожалению, выброшены в маргиналы большая часть людей, которым я симпатизирую. Их нет ни в парламенте, ни в Совете Федерации, их нет на официальном демократическом поле. Это очень серьезная проблема страны. То, что политики, те, кто, действительно, являются политиками, или потенциально являются серьезными политиками, выброшены с этого поля. А на этом поле существует борьба нанайских мальчиков.

И сегодня у нас политики – это Миронов, Иванов, Грызлов, Медведев, это сегодня у нас политики. Абсолютно фигуры комические. Спросить бы вот на он-лайн конференции Медведева… Мне даже позвонили из какой-то газеты, спросили: какой вопрос. Вопрос простой: «Когда вы почувствовали себя политиком, и с какой стати?» Вот почему… Кто вам сказал, что вы политик? Вот Саркози — политик. У человека есть какие-то идеи, он с ними идет к обществу и говорит: «Ребята, вот есть у вас проблемы, а у меня есть способ их решения». Это политик. Лепен — политик, да. Он мне глубоко отвратителен, его способы решения проблем, но это политик, у него есть способы решения проблем. Сегодня, наверное, Дугин – политик. Глубоко мне неприятный, но, безусловно, политик, и у него есть идеология. Лимонов – глубоко мне неприятнен, но есть идеология! Каспаров – очень мне приятный, есть идеология. Это люди с идеологией. Рыжков – идеология; понятно – это политик.

А люди, которых назначили, как, собственно, самого Владимира Владимировича, поманили пальцем и сказали: «Ты у нас будешь политик № 1 в стране, ты у нас будешь президент». «Хорошо». Это вот наша мышиная всерадость.

— В стране нет идеологии, нет так называемой "агитационной машины",но от этого жизнь общества, с точки зрения нравственности, лучше не стала, по-моему,все-таки страна должна стремиться создать "правильный имидж". Как прокомментируете?
Алексей Петрович, 45 лет , Москва

В.Ш.: Про правильный имидж из моей статьи. Напомню, в связи с чем это было. Сняли фотографии у питерского фотографа, не помню его фамилию, по-моему Иван Ушков, сняли его фотографии с выставки за неправильное освещение имиджа России. Во-первых, агитационная машина есть, и сильнейшая, и именно она-то и есть в России. Что касается национальной идеи, идеологии. Эту идеологию пытаются внедрить - на негодном материале. Идеология «Великой России», встанем с колен и т.д – эта идеология есть, вполне себе имперская идеология на демократической лексике.

Вот такая вот шизофрения происходит в настоящее время. Что касается имиджа. Каждому человеку, и стране, и каждому человеку отдельно, и ему, как, представителю какой-то нации, ему хочется, чтобы его считали приличным человеком, чтобы от него не отворачивались. И, конечно, мне обидно, что есть очередь на паспортном контроле для тех, которые почище, и для тех, которые не члены ЕС, конечно, мне хотелось бы, чтобы ко мне относились и т.д. Или чтобы мне вообще нужно было ездить — ездить без визы, как ездит американец и большая часть европейцев, без визы. Хотелось бы. Каким образом достигается этот имидж?

Представьте, что итальянцам 30 лет назад, когда они начали операцию «чистые руки», что у них бы победили не те, кто считает, что таким образом надо поправлять имидж, что если у вас мафия, то надо эту мафию победить. И таким образом, вы поправите свой имидж. И у вас был имидж один, у Италии – как у страны мафиозной. Но сейчас имидж уже немножечко другой – как у страны не мафиозной. Там есть проблемы, они больше, чем в Англии, но это все-таки уже не мафиозная страна, там уже сажают «крестных отцов». Там эта проблема уже, в принципе, решена. Хотя гибли судьи, парламентарии. Была война настоящая. Но победили. Исправили имидж. Если бы итальянцы решили поправить свой имидж таким образом, что сажать всех журналистов, которые пишут о мафии, или убивать журналистов, которые пишут о мафии, я думаю, что они этим свой имидж не поправили бы.

Мы пошли, очевидно, по второму пути поправления имиджа. Мы боремся с теми, кто пока держит перед нами зеркало. Отражение в зеркале нам не нравится, и мы по русской традиции, по русской пословице «пеняем на зеркало», нам не нравится. Вот не нравятся фотографии этого Ушкова. Я видел эти фотографии. Те лица, которые изображены на этих фотографиях, являются типичными для России, ничего особенного, нормальные ребята от ларька от пивного. Но организаторы выставки хотели бы видеть на этом месте какое-то другое лицо, они сами к зеркалу давно не подходили, наверное. Им не нравится изображение в зеркале. Ну что ж тут поделать?

Еще раз говорю, когда тебе не нравится свое отражение в зеркале, надо помыться, побриться, опохмелиться, завязать, зарядку сделать, что-то такое сделать, макияж небольшой. Но макияж не поверх трупа – это не помогает. Либо надо пытаться не обижаться на зеркало. Мы сейчас обижаемся на зеркало. Нам не нравится. А зеркала кругом. Страсбургский суд – зеркало, ПАСЕ – зеркало, фотограф Ушков – зеркало, Политковская – зеркало. Нам не нравится это все.

— Виктор, планируется ли продолжение "Изюма из булки"?
Павел, Санкт-Петербург

В.Ш.: Только что вышло второе издание книги «Изюм из булки». Еще двести новых историй. Разумеется, тут же, как только я ее выпустил, уже есть 10-15 новых историй и, разумеется, когда их накопится еще сотня-другая, будет еще новое издание. Жизнь течет, и все время притекают новые сюжеты. Замечательные. И каждый раз хватаешься за голову и думаешь: эх, ну что ж он раньше-то не пришел.

Модератор: Наверное, интересно замечать уметь и обрабатывать художественно те вещи, которые лежат на виду у нас?

В.Ш.: Так в этом и счастье литераторское, особенно в России, может быть. Потому что я не знаю, как бы я работал как литератор, живя в Люксембурге, я себе это с трудом представляю. В России ты выходишь на улицу, открываешь уши – на тебя начинают сыпаться парадоксы, и грустное, и смешное, и трагическое. Все, что угодно. Поэтому недостатка в материале, конечно, не будет.

— Какая модель (у)правления, на Ваш взгляд, больше подходит России: европейская демократия, азиатская автократия или некий их симбиоз?
Березняк Семен , Москва

В.Ш.: Вы знаете, мы все-таки страна европейская, мне так кажется почему-то. Мы учим-то детей английскому, французскому, испанскому, немецкому. Фарси тоже кто-то учит, наверное, и китайский тоже. Но все-таки это не носит массового характера. Авторы, которых мы читаем. Книжки, на которых мы росли –как-то все Мопассан, да Диккенс, да Бальзак, да Шекспир. Наверное, есть люди, которые знают восточную классику, но опять-таки они в меньшинстве. Мы все-таки страна европейская. В значительной степени ориентированы на Европу, и это нормально, это хорошо.

Что касается того, подходит ли нам европейская демократия… Недавно на Первом канале была дивная формулировка в ток-шоу: «Подходит ли России западная демократия». Как будто бы демократия может быть какой-нибудь другой. Западная демократия – это китайский порох. Порох – это китайское изобретение, демократия – это изобретение европейское, западное. Практикуется оно и в Японии, и в Чили, инструменты демократии, где угодно, и в Норвегии, где угодно они: на Севере, на Востоке, на Западе, где угодно они практикуются очень успешно.

Демократия показала свою практическую полезность, потому что демократия – это разделение властей. Сейчас азбуку говорю, но сейчас такое время, когда полезно говорить азбуку. Демократия – это всего лишь разделение властей, это всего лишь контроль властей друг над другом и контроль общества за всеми этими властями. Это не уничтожает коррупцию, но сильно ее ограничивает. В Норвегии тоже есть коррупция, но размеры ее в разы отличаются от нашей коррупции.

Нет никакой «управляемой демократии» и пр. – эти все прилагательные от лукавого, это все ерунда, нет никакой «управляемой демократии». Там, где демократические механизмы реально используются гражданами страны, то там через какое-то время появляются вежливые полицейские, ровные дороги, социальные гарантии и т.д. Все это там появляется: в Японии, в Норвегии, в Чили. Появляется сменяемость власти. А раз сменяемость власти, значит – невозможность погрязнуть в коррупции окончательно, потому что человек понимает, что когда он уйдет от власти, его поманят пальчиком и спросят, а что это ты тут делал, а что это у твоего сына вот то, а откуда у тебя вот эти деньги?

Значит, коррупция все равно есть, но ее значительно меньше. Вот что такое демократия. Подходит ли нам это?

Если мы хотим, чтобы у нас были ровные дороги, вежливые полицейские, чтобы детей не делали инвалидами в армии, и, так сказать, милиции мы не боялись, как сегодня, больше, чем бандитов, то нам подходит демократия. Если мы хотим по-другому, давайте, по-другому. Я не хочу по-другому.

Я знаю только один пример того, как при отсутствии демократических механизмов есть высокий уровень жизни, отсутствие коррупции – это Сингапур, это такой парадоксальный пример. Им повезло очень сильно. Бывает, когда при монархии и авторитарном режиме человек, пришедший к власти, является продвинутым и нравственным человеком. Это исключение. Здесь мы как бы находимся в распоряжении теории вероятности: повезет – не повезет. Когда монетка встает на ребро, как в Сингапуре, там все получается. В остальных случаях – Туркмения и Северная Корея.

— Виктор Анатольевич, сегодня первый день весны, а завтра 2-го марта день рождения у М.С.Горбачева и С.В.Степашина. Чего бы Вы им пожелали?
Михаил Тверской , Санкт-Петербург

В.Ш.: В день рожденья – здоровья, здоровья. Вы знаете, это не в первый раз ехидные такие вопросы. Это я помню, как-то мне из газеты одной, которая называла себя газетой московской интеллигенции, мне позвонили и сказали: «Вот завтра день рождения у Бориса Николаевича Ельцина, что бы вы хотели ему пожелать?» А дело происходило году в 98-м, 99-м, когда «банду Ельцина под суд» не кричал только ленивый. В совершенной безопасности, заметьте. А тут звонок: «А вот чтобы вы хотели пожелать Борису Николаевичу?» Я отвечаю: «Здоровья». Мне: «А еще?» Я говорю: «Ну, здоровья. День рождения у человека. Крепкого здоровья». Человек подумал и сказал: «Не, да ну, у нас редактор это не напечатает».

Поэтому, если наш пользователь ожидал, что я скажу какую-нибудь гадость, то я ее не скажу. Что касается Михаила Сергеевича, то я вообще считаю, что нам всем повезло, даже тем, кто этого не понимает и не осознает. Нам повезло с этим человеком. Потому что коммунизм мог запросто… Это тот случай личностного фактора. Все это могло еще тянуться лет 20-30, для истории плюс-минус туда 20, сюда 30 – полные пустяки. И могли вот сейчас, сейчас это могло дойти до полного распада.

Еще там было много пенсионеров, еще были Гришин, Романов, они еще могли довольно долго волочить эту красную звезду каменную у себя на горбу. Спасибо Горбачеву, что мы оттуда вышли. Не только благодаря Горбачеву. Даже к его замечательным качествам следует добавить его способность меняться. Я думаю, что если бы Горбачеву в 85-м году сказали бы, что он будет говорить в 87-м, а в 87-м сказали, что он будет говорить в 90-м, он бы сильно удивился. Искренне бы вполне удивился. Но у него хватило ума, хватило силы как-то, как в виндсерфинге, на этой волне держаться. И все-таки следует признать, что такая чудовищная, огромная империя распалась без большой крови.

Мы видели, как распадалась Югославия, нам есть, с чем сравнить. Недраматичным это быть не могло. Это могло быть только абсолютно катастрофичным или не абсолютно. И я считаю, что мы прошли по довольно мягкому варианту. А что касается Сергея Степашина, то я ему, помимо здоровья, еще пожелаю успехов в работе, потому что Счетная палата посчитает все, что она должна посчитать, и мы будем через какое-то время жить совершенно в другом обществе.

Модератор: Я понимаю, почему пользователи задают такие вопросы. Потому что у нас в заголовке поставлено – писатель-сатирик, но я, как пользователь, задала бы другой вопрос: а как бы вы их разыграли на 1 апреля?

В.Ш.: Нет, я не умею разыгрывать. Меня разыгрывают очень легко. Вот один розыгрыш был на Первом канале довольно выразительный. Я легко попадаюсь на розыгрыши. Сам я человек мирный, сам разыгрывать особенно не умею. Меня разыгрывают чаще, чем я сам.

— Совсем недавно вы подписались под «Обращением к защитникам Михаила Ходорковского, Платона Лебедева и других политических заключенных». Что значит для руководства страны признать, что в России есть политические заключенные? Вообще такое понятие когда-нибудь произносилось официально?
Юрий П. , Москва

В.Ш.: Признать, что есть политические заключенные – это значит признать, что мы живем в недемократической стране. Разумеется, это не будет признано. Это уже признано всем миром. Все это понимают. Симпатизируют Ходорковскому или не симпатизируют, но то, что он политический заключенный, это понятно.

Модератор: Разве не экономические преступления привели на скамью подсудимых Ходорковского?

В.Ш.: Нет, не экономические, это точно. Когда мне говорят о том, что таким образом шла борьба с коррупцией… Извините, он сидит за 94-й год. Я не специалист в области экономики, но подозреваю, что за 94-й год, если применять закон так, как он был применен к Ходорковскому, то Садовое кольцо Москвы просто опустеет, как будто взорвали нейтронную бомбу. Там мало людей останется на рабочих местах, включая Кремль, разумеется. По периметру можно сажать за 94-й год, если так применять закон задним числом. И доброжелатели, и недоброжелатели Ходорковского понимают, что он сидит потому, что посмел вмешаться в политику. Те, кто в курсе, понимают, что там есть личные мотивы – личная тяжелая ненависть главы государства. Признать это, конечно, никто не признает, потому что это признание означает признание всего остального по периметру. Признания этого не будет. Это мы, россияне, должны это признать. Если мы это признаем и решим сделать выводы, у нас для этого есть 7-й год и 8-й год, чтобы не затягивать с выводами, потому что мы все равно их сделаем. Только, еще раз говорю, это может произойти через 10 лет, через 20 лет. Вопрос в том, сколько еще крови и гноя должно вытечь для того, чтобы мы это признали, для того, чтобы это стало общим фактом.

Модератор: Как тогда быть в отношении человека, который сидит сейчас?

В.Ш.: Вопрос риторический. Мне кажется, что за его освобождение и за его жизнь надо бороться, что мы и пытаемся делать, доступными способами. Россияне, которые думают иначе, через какое-то время обнаружат то же, что обнаружили в аналогичных случаях и советские жители.

Модератор: Только не говорите, что себя в соответствующих комнатах с решетками на окнах.

В.Ш.: Нет, не все. Но то, что право начальства на бесправие не проходит бесследно и это нельзя остановить…. Если это можно в отношении него, почему это нельзя в отношении тебя? Нет уж! Либо есть ограничения власти, либо ее нет. И нельзя потом говорить власти: нет, мы имели в виду, что вы будете мочить вот этих и этих, а вот этих и этих не будете. Такого не бывает. Поэтому история в этом смысле уж столько нам уроков дала. Уж если мы не выучили собственной истории 20 и 30-х годов, нам же хуже.

— Виктор, не хватает вашего «Итого» на телеэкране. Не кажется ли Вам, что на нашем телевидение слишком мало стало сатиры и иронических политических обобщений? Нельзя смеяться, да?
Марлон, Люберцы

В.Ш.: Марлон, сатиры стало не меньше, ее просто нет. Дело тут не во мне, не в моей персоне и не в моих товарищах по профессии. Просто сатиры сегодня нет. Сатира и авторитарный режим – вещи несовместимые. Не может быть сатиры в Туркмении, в Северной Корее, в Белоруссии.

В России тоже сегодня уже не может быть сатиры. Мы не Северная Корея и не Туркмения, но уже гораздо ближе к Белоруссии, чем к любой европейской стране. Сатиры у нас сегодня нет. Есть симуляция сатиры, что кажется мне вещью совсем стыдной – типа тех фрагментов, которые делаются на НТВ в программе «Большая политика». Это симуляция сатиры. Это сатира, согласованная с объектом сатиры. Это совсем стыдно.

Лучше уж вылизывать, как Первый и второй канал, и не строить из себя вольнодумца. А если ты строишь из себя чистого интеллектуала, то не ходи согласовывать. Сатиры сегодня нет. Это одна из примет авторитаризма.

Политзаключенные и отсутствие сатиры – это железная связка. В любой стране, где есть политзаключенные, нет политической сатиры. В любой стране, где есть политическая сатира, нет политзаключенных.

Вот здесь я сижу, высказываюсь. В интернете я высказываюсь, есть возможность высказываться на радио «Эхо Москвы», есть возможность высказываться на радио «Свобода». Вот, собственно, все. Иногда меня зовут на разные телекомпании поговорить о погоде, о футболе, о чем угодно на абстрактные темы.

Модератор: А вы соглашаетесь?

В.Ш.: Нет, потому что не хочу обманывать почтенную публику. Потому что у меня нет задачи быть телеведущим, я это ел большой ложкой и мне этого самого по себе не надо. Я не тоскую от того, что моя физиономия не мелькает на телеэкране. Я могу там появиться только вместе с мозгами, с мозгами - согласен, но с мозгами пока никому не надо.

— Виктор Анатольевич, скажите, Ваши опыты в политике завершены, или нам можно ждать Вашего появления в "тройке" какой-то из демократических партий?
Олег Кальман, Москва

В.Ш.: Да нет. Никаких особых политических опытов не было. Олег, видимо, имеет в виду мой поход в Государственную Думу полтора года назад, по одномандатному Университетскому округу довыборы были.

Нет, это не был политический опыт. Как в старое время было: «журналист осваивает профессию». Для этого в таксопарк шли или куда-то. Я пошел в депутаты – я на себе это испробовал. Вполне на себе испробовал, что такое политическая реальность, что такое черный пиар. Меня вываляли в грязи так, что я понял точку, в которой мы находимся, на себе.

Еще раз говорю, у меня не было в планах ни заниматься законодательной деятельностью… Ннадо признать, что сегодняшняя Государственная Дума – это место совершенно бессмысленное. Туда попадать не имеет смысла. В 90-м году имело смысл попадать в Думу, потому что это был парламент, там что-то решалось.

Сегодня ничего не решается. Для меня это был абсолютно журналистский публицистический опыт. Я написал про это книжку, которая называется «Недодумец». Она вышла год назад, чем и завершилась эта эпопея.

— Виктор, а Вы пишете сейчас какие-нибудь книги?
Вероника, Москва

В.Ш.: Я все время чего-то пишу, но в основном…

Вот есть книжка «Изюм из булки» — книжка историй, книжка баек. Пару лет назад в издательстве «Время» вышла книжка прозы – это ранние рассказы и повесть. И через неделю в издательстве «Время» выйдет книжка стихов, написанных за 30 лет – я отобрал примерно 50 стихотворений и одну маленькую поэму. Потому что я марал и мараю бумагу и в рифму. Вот это из того, что помимо публицистики. Но в основном, конечно, жизнь уходит на публицистические комментарии, на журналистику.

— Здравствуйте, не чувствуете ли Вы себя куклой в современной политической жизни?
Александр, Новокузнецк

В.Ш.: Да нет. Я не участвую в политической жизни – вы все-таки не путайте сантехника с содержимым труб, которые он ремонтирует. Я пытаюсь сделать так, чтобы вас не забрызгало. Я не участвую, я не внутри. Что касается, чувствую ли я себя куклой… Имеется в виду, что есть какие-то нити. Нет, этих нитей я не чувствую. Если они и тянутся, то очень высоко наверх, и в этих руках я согласен находиться.