О себе

«Жаловаться на народ все равно что сетовать на климат»

Российское телевидение становится все более развлекательным и все менее критичным по отношению к власти. Во многом это связано с исчезновением из эфира ряда знаковых фигур, некогда «красы и гордости» телеканалов. Среди них Виктор Шендерович. О том, почему его сатирический взгляд сегодня не востребован, он рассказал «Новым Известиям».

– Сейчас путь на телевидение для вас закрыт?

– Нет, что вы. Если бы я выбрал карьеру шоумена, уж давно где-нибудь что-нибудь бы вел. Кстати, меня недавно приглашали участвовать в ток-шоу на тему «Борода – признак ума» на РТР и поговорить о проституции у Малахова на Первом канале. Еще раньше звали комментировать на «Свободе слова» выступление нашей футбольной сборной. Конечно, лестно, что меня считают специалистом в области футбола, ношения бороды и проституции, но я всякий раз интересовался, не хотят ли моих комментариев о чем-нибудь или ком-нибудь другом. Спасибо, говорят, о другом – не надо. Или из «Российской газеты» минувшим летом позвонили – у нас, говорят, вопрос дня. Ответите? А боевики как раз только что вошли в Назрань... Давайте, говорю, ваш вопрос дня. Ну, они и спросили: «Какая у вас норма спиртного?» В общем, если бы мне было по барабану, в каком качестве мелькать в телевизоре, то, полагаю, власть даже поспособствовала бы моему трудоустройству.

– А вы хотите заниматься только политической сатирой?

– Да, политической сатирой, публицистикой, тем, чем я занимался раньше, в чем вижу смысл. А сейчас критический взгляд на власть из эфира федеральных каналов практически исчез. Лидером информационного вещания, что подтвердила последняя премия «Тэфи», стало РЕН-ТВ. А на НТВ при всем его кадровом богатстве уже четвертый год идет показательная агония. Показательная в том смысле, что агонизируют те, кто в 2001-м думал, что проскочат. Об их молодой поросли, прославившей себя фильмом про то, как Ходорковский финансировал терроризм, говорить вообще не хочется.

– Вы говорите о запрете на критику, но свобода слова у нас тем не менее пока сохраняется. Либералы свободно митингуют в центре Москвы в отличие, например, от Белоруссии, где на митингах бьют.

– В России тоже уже бьют. В Калмыкии. В Москве, правда, пока ограничиваются провокациями – грязные листовки против Рыжкова, Хакамады и Глазьева, отравление Политковской. Кстати, история с избиением Шеремета в Минске – это точный повтор истории с Бабицким во время Беслана! Лукашенко уже не пускают в Европу, вот ему и терять нечего. А наш лидер еще в «большой восьмерке». Но это вопрос тактики, а не стратегии. И потом, что за радость, что не бьют? Вы замечаете, как понижается планка? Давайте отсчитывать от Туркменбаши, тогда окажется, что у нас вообще демократический рай.

– Но, по данным социологов, если бы выборы прошли сейчас, «Единая Россия» получила бы еще больше голосов, чем год назад, а либералы еще меньше.

– Это та самая разруха в головах, о которой говорил профессор Преображенский. Это вопрос о том, понимает ли публика связь между своим голосованием и своей же дальнейшей жизнью. Те люди, которые говорят мне при встрече: «Виктор, когда же вы появитесь на экране, мы так любили ваши передачи» – эти милые люди почти все голосовали за действующую власть.

– Может быть, люди видят другую связь. Что с приходом Путина начался экономический рост, кругом новостройки, на улицах множество машин, а уровень жизни в России сейчас самый высокий за всю ее тысячелетнюю историю.

– Тогда надо голосовать за бен Ладена, благодаря которому втрое по сравнению с ельцинскими временами выросли и держатся наверху цены на нефть. Но Россия как была, так и осталась сырьевой державой. Западные инвестиции – спасибо делу Ходорковского – в Россию не идут. А насчет повышения уровня жизни – у меня таких сведений нет. По моим наблюдениям, российский рост благосостояния – это как средняя температура по больнице: у одного под 40, другой уже в морге лежит холодненький, а в среднем – 36,6. Абрамович прикупил пару замков, моей маме пару сотен рублей к пенсии прибавили при десятипроцентной инфляции – вот и весь рост благосостояния.

– Означает ли ваше вступление в Комитет-2008, что вы теперь политик, а не журналист?

– Я как был журналистом и публицистом, так им и остаюсь. В «Комитете-2008» хватает профессиональных политиков, а дилетантом я быть не намерен. Что же до общественной деятельности, то в критические времена это обязанность каждого свободного человека. Если есть возможность помочь людям осознать свои интересы, катализировать демократический процесс, это надо делать.

– Но профессиональная роль журналиста – бесстрастно фиксировать происходящее. А катализировать процесс – это уже пропаганда.

– Во-первых, почему бесстрастно фиксировать происходящее? Почитайте Дорошевича, Короленко или, если угодно, Свифта. Кроме того, работа в «Комитете-2008», как я уже сказал, не имеет отношения к профессии. Хотя меня и многих моих товарищей из профессии выгнала именно власть. И эта шагреневая кожа продолжает сжиматься.

– К какой части населения вы апеллируете?

– Мы апеллируем к людям, которые видят связь между работой демократических институтов, а именно – реальной независимостью парламента, суда и средств массовой информации и качеством своей жизни. Таких людей довольно много, но сейчас они разрознены и психологически подавлены. Также мы апеллируем к тем, кто этой связи не видит. Значит, мы им плохо объясняли это раньше. Надо продолжать.

– Может, вам просто не повезло со страной, с народом, который не ценит демократию?

– Народ наш такой, какой есть, и с той историей, которая есть. И жаловаться на историю и народ, в результате этой истории сложившийся – это все равно что жаловаться на климат. Да, не Италия. Но живем же.

– А общественное мнение в современной России, на ваш взгляд, есть?

– Есть. Но механизмы его доведения до верховной власти – парламент, пресса – сейчас как раз демонтируются. Они и при Ельцине работали плоховато, но работали! Ельцинская демократия была, как «Жигули», сделано плохо, но как-то едет. А потом, когда этот «жигуль» всем осточертел, решили не делать из него «Мерседес», а просто отменить двигатель внутреннего сгорания и вновь запрягать лошадей. И если власть не вернется к практикуемым во всем цивилизованном мире формам взаимодействия с обществом, через некоторое время будет как в Белоруссии, а потом, не исключено, и как в Румынии. Там 15 лет назад тоже был один всенародно любимый лидер с огромным рейтингом, и не было никакой обратной связи. К чему это в конце концов привело, вы знаете. А я бы предложил взять за образец какую-нибудь скучную Бельгию, чтобы ни запредельных рейтингов, ни крови.

Александр Колесниченко